Как-то довольно давно я увидел на стене, в доме одной нашей хорошей знакомой, маленькую картинку.
Мы бываем очень придирчивы к работам своих коллег-художников и стремимся, зачастую угождая своим амбициям, непременно отыскивать в них очевидные недостатки. Подобный взгляд, преломленный призмой нашего самолюбия, позволяет только смотреть, но никак не помогает собственно видеть, а тем более понимать и сочувствовать.
Это Толя Окороков мне подарил, - ответила хозяйка на мой вопрос.
Очень трудно бывает заставить себя остановиться и сосредоточиться на малом, чтобы в нем разглядеть крупное и значительное. Проще, оказывается, набрать общепринятые признаки расхожей значительности и имитировать художественную фундаментальность. Но для людей зрячих такая имитация всегда очевидна. Увы? Или слава богу?
Уровень искусства в той маленькой работе с розовой женщиной и большими желтыми цветами на черном фоне мне показался чрезвычайно высоким.
Когда задумываешься над тем, кого и что мы знаем и почему мы знаем, невольно возникает желание сравнить себя с зевакой, идущим вдоль витрин и видящим лишь самое яркое и броское, да и то только в силуэте собственного отражения. Все остальное скрыто отражениями неба, домов, деревьев и автомобилей. При этом не всегда легко различаешь натуральный предмет, спрятанный за стеклом, и зеркальную репродукцию того, что находится за твоей спиной. В суете и рассеянности успеваешь заметить только выставленное напоказ. А в это время в глубине, внутри за стенами в домах, за толщей многократных отражений происходит нечто очень важное. Наверное, самое важное. Течет жизнь.
Тогда, раньше, я знал этого художника довольно поверхностно. Скорее, понаслышке, вернее сказать, я знал его в лицо, встречая в суете нашей цеховой жизни, в духоте художественных советов и собраний. Я был еще далек от того, чтобы отыскивать его работы в пестроте многоликих выставок.
Что есть мастерство? Скорее всего, у этого понятия довольно много уровней. Для кого-то мастерство - это умение более или менее точно нарисовать предмет и подобрать соответствующий цвет. Для кого-то оно выражается в возможности беспрепятственного соединения видимого мира и своей пластической или красочной фантазии. Наконец, для кого-то мастерство - это способность постигать и выражать взаимосвязь пространства и времени. Но есть мастерство выше. Оно самодостаточно. Оно не пользуется лозунгами и не раскрывает темы. Оно не разрабатывает намеренно пластические идеи и не решает пространственные задачи. Все это, присущее ему, несущественно, второстепенно в его природе. Мастерство - это способность материализовать поток животворной гуманистической энергии, заключенной в человеке. Настоящий мастер далек от того, чтобы кому-то что-то навязывать или пытаться доказать. Он создает. Он говорит на том языке, который знает в совершенстве. Как это делали Рембрандт или Матисс.
С тех пор прошло несколько лет. Теперь, когда я встречаю на выставках работы Анатолия Окорокова, мое внимание бывает особенно пристальным. Возможно, это происходит потому, что я сам стал старше и умнее. Во всяком случае, его вещи вызывают у меня абсолютное доверие своей простотой и непритязательностью, своим внутренним чувственным запасом, который вовсе не декларируется, а существует спокойно и весомо.
Умение видеть женщину, цветы или блики на воде не прикладно, не узкодокументально, а как объект мироздания, как составную часть очень важной и уникальной, а потому совсем не обязательной для всех, индивидуально чувствуемой гармонии. Способность непредвзято, просто и безыскусно излагать на холсте свои чувства и мысли без слов, не заботясь о характерности приема и выразительности формы, говорит о том, что Окороков - крупный художник-мастер.
Простота - это на самом деле очень трудно достижимое качество. К нему можно подойти только через серьезные жертвы, внутренние и внешние. Очень жаль бывает отказываться от многочисленных формальных возможностей. Так же трудно отказать себе в праве интриги для зрителя, который ищет в искусстве зачастую не живое движение души, а ответы на заранее заготовленные вопросы. Наверное, проще демонстрировать весь свой профессиональный арсенал, знакомый каждому по собственному делу и размышлению. Во всяком случае, так все будет ясно. И хладнокровной рукой, казалось бы, можно нарисовать все. Но что такое это все и что такое главное, знают только художники, умеющие жертвовать. Только им ведома природная первозданная сущность материала, способного превращаться в чутких, щадящих руках не в вымученные, политые потом подобия, не в бесстрастные хитроумные ребусы, а в новорожденные, естественные и полноправные образы новой природы, похожей и непохожей на ту старую, частицами которой мы все являемся.
Окороков из тех художников, чье искусство непереводимо на наш разговорный или литературный язык.
Поэтому при общении с его произведениями нужно знание другого языка. Языка чувства и ощущения. Языка, во многом более универсального и всеобъемлющего, но, увы, постепенно утрачиваемого современным человеком.
Поэтому, когда я думаю об этом художнике, о его работах, мысли, которые складываются у меня из привычных и банальных слов, бывают о себе, о нас, о нашей жизни, об искусстве. Наверное, это хорошо и правильно, видя произведения искусства, размышлять о своей и нашей жизни.
Каждый из нас - это повод кому-то для сравнения. И пусть иногда становится стыдно за ту суетную и тщеславную жизнь, которая уносит нас в мир сиюминутных забот, витрин и собственных отражений. Этот стыд доказывает нашу небезнадежность. Этот стыд позволяет понять, что, пробивая себе путь грудью, локтями, словами к вожделенной внешней свободе, мы утрачиваем при этом внутри себя те подлинные покой и волю, которые нам помогают жить и создавать произведения искусства.